Марта
Жигулин Анатолий, 1965
1 / 10
- Сгорели в памяти дотла
- Костры сибирской лесосеки.
- Но в тайниках ее навеки
- Осталась теплая зола.
2 / 10
- И лишь подует горький ветер
- С далеких, выжженных полян,
- Как затрещат сухие ветви,
- Метнутся тени по стволам.
3 / 10
- Сохатый бросится, испуган,
- Рванет по зарослям густым.
- И ругань, ругань, ругань, ругань
- Повиснет в воздухе, как дым.
4 / 10
- Взметнутся кони на ухабы,
- Таща корявый сухостой.
- И кто-то крикнет:
- — Бабы! Бабы!
- Гляди-ка, бабы, с ноль шестой!..
5 / 10
- Она запомнилась навеки...
- По хрусткой наледи скользя,
- Она несла по лесосеке
- Большие юные глаза.
6 / 10
- Она искала земляков,
- Она просила: — Отзовитесь.—
- И повторяла:
- — Лабас ритас!.. —
- не слыхал печальней слов.
7 / 10
- Она сидела у огня,
- Ладони маленькие грела
- И неотрывно на меня
- Сквозь пламя желтое смотрела.
8 / 10
- Густым туманом по ручью
- Стелилось пасмурное небо...
- И я сказал ей:
- — Хочешь хлеба? —
- Она ответила:
- — Хочу.
9 / 10
- И я отдал ей все до крошки.
- Был слышен где-то крик совы.
- Желтели ягоды морошки
- Среди оттаявшей травы...
10 / 10
- И было странно мне тогда,
- Что нас двоих,
- Таких неблизких,
- В седой глуши лесов сибирских
- Свела не радость,
- А беда.