Одиночество
Евтушенко Евгений, 1959
1 / 1
- Как стыдно одному ходить в кинотеатры
- без друга, без подруги, без жены,
- где так сеансы все коротковаты
- и так их ожидания длинны!
- Как стыдно -
- в нервной замкнутой войне
- с насмешливостью парочек в фойе
- жевать, краснея, в уголке пирожное,
- как будто что-то в этом есть порочное...
- Мы,
- одиночества стесняясь,
- от тоски
- бросаемся в какие-то компании,
- и дружб никчемных обязательства кабальные
- преследуют до гробовой доски.
- Компании нелепо образуются -
- в одних все пьют да пьют,
- не образумятся.
- В других все заняты лишь тряпками и девками,
- а в третьих -
- вроде спорами идейными,
- но приглядишься -
- те же в них черты...
- Разнообразные формы суеты!
- То та,
- то эта шумная компания...
- Из скольких я успел удрать -
- не счесть!
- Уже как будто в новом был капкане я,
- но вырвался,
- на нем оставив шерсть.
- Я вырвался!
- Ты спереди, пустынная
- свобода...
- А на черта ты нужна!
- Ты милая,
- но ты же и постылая,
- как нелюбимая и верная жена.
- А ты, любимая?
- Как поживаешь ты?
- Избавилась ли ты от суеты;
- И чьи сейчас глаза твои раскосые
- и плечи твои белые роскошные?
- Ты думаешь, что я, наверно, мщу,
- что я сейчас в такси куда-то мчу,
- но если я и мчу,
- то где мне высадиться?
- Ведь все равно мне от тебя не высвободиться!
- Со мною женщины в себя уходят,
- чувствуя,
- что мне они сейчас такие чуждые.
- На их коленях головой лежу,
- но я не им -
- тебе принадлежу...
- А вот недавно был я у одной
- в невзрачном домике на улице Сенной.
- Пальто повесил я на жалкие рога.
- Под однобокой елкой
- с лампочками тускленькими,
- посвечивая беленькими туфельками,
- сидела женщина,
- как девочка, строга.
- Мне было так легко разрешено
- приехать,
- что я был самоуверен
- и слишком упоенно современен -
- я не цветы привез ей,
- а вино.
- Но оказалось все -
- куда сложней...
- Она молчала,
- и совсем сиротски
- две капельки прозрачных -
- две сережки
- мерцали в мочках розовых у ней.
- И, как больная, глядя так невнятно
- И, поднявши тело детское свое,
- сказала глухо:
- "Уходи...
- Не надо...
- Я вижу -
- ты не мой,
- а ты - ее..."
- Меня любила девочка одна
- с повадками мальчишескими дикими,
- с летящей челкой
- и глазами-льдинками,
- от страха
- и от нежности бледна.
- В Крыму мы были.
- Ночью шла гроза,
- и девочка
- под молниею магнийной
- шептала мне:
- "Мой маленький!
- Мой маленький!" -
- ладонью закрывая мне глаза.
- Вокруг все было жутко
- и торжественно,
- и гром,
- и моря стон глухонемой,
- и вдруг она,
- полна прозренья женского,
- мне закричала:
- "Ты не мой!
- Не мой!"
- Прощай, любимая!
- Я твой
- угрюмо,
- верно,
- и одиночество -
- всех верностей верней.
- Пусть на губах моих не тает вечно
- прощальный снег от варежки твоей.
- Спасибо женщинам,
- прекрасным и неверным,
- за то,
- что это было все мгновенным,
- за то,
- что их "прощай!" -
- не "до свиданья!",
- за то,
- что, в лживости так царственно горды,
- даруют нам блаженные страданья
- и одиночества прекрасные плоды.