Качался старый дом, в хорал слагая скрипы…
Евтушенко Евгений, 1966
1 / 11
- Качался старый дом, в хорал слагая скрипы,
- и нас, как отпевал, отскрипывал хорал.
- Он чуял, дом-скрипун, что медленно и скрытно
- в нем умирала ты, и я в нем умирал.
2 / 11
- «Постойте умирать!»— звучало в ржанье с луга,
- в протяжном вое псов и сосенной волшбе,
- но умирали мы навеки друг для друга,
- а это все равно что умирать вообще.
3 / 11
- А как хотелось жить! По соснам дятел чокал,
- и бегал еж ручной в усадебных грибах,
- и ночь плыла, как пес, косматый, мокрый, черный,
- кувшинкою речной держа звезду в зубах.
4 / 11
- Дышала мгла в окно малиною сырою,
- а за моей спиной — все видела спина!—
- с платоновскою Фро, как с найденной сестрою,
- измученная мной, любимая спала.
5 / 11
- Я думал о тупом несовершенстве браков,
- о подлости всех нас – предателей, врунов:
- ведь я тебя любил, как сорок тысяч братьев,
- и я тебя губил, как столько же врагов.
6 / 11
- Да, стала ты другой. Твой злой прищур нещаден,
- насмешки над людьми горьки и солоны.
- Но кто же, как не мы, любимых превращает
- в таких, каких любить уже не в силах мы?
7 / 11
- Какая же цена ораторскому жару,
- когда, расшвырян вдрызг по сценам и клише,
- хотел я счастье дать всему земному шару,
- а дать его не смог — одной живой душе?!
8 / 11
- Да, умирали мы, но что-то мне мешало
- уверовать в твое, в мое небытие.
- Любовь еще была. Любовь еще дышала
- на зеркальце в руках у слабых уст ее.
9 / 11
- Качался старый дом, скрипел среди крапивы
- и выдержку свою нам предлагал взаймы.
- В нем умирали мы, но были еще живы.
- Еще любили мы, и, значит, были мы.
10 / 11
- Когда-нибудь потом (не дай мне бог, не дай мне!),
- когда я разлюблю, когда и впрямь умру,
- то будет плоть моя, ехидничая втайне,
- «Ты жив!» мне по ночам нашептывать в жару.
11 / 11
- Но в суете страстей, печально поздний умник,
- внезапно я пойму, что голос плоти лжив,
- и так себе скажу: «Я разлюбил. Я умер.
- Когда-то я любил. Когда-то я был жив».