Картинка детства
Евтушенко Евгений, 1963
1 / 7
- Работая локтями, мы бежали,-
- кого-то люди били на базаре.
- Как можно было это просмотреть!
- Спеша на гвалт, мы прибавляли ходу,
- зачерпывая валенками воду
- и сопли забывали утереть.
2 / 7
- И замерли. В сердчишках что-то сжалось,
- когда мы увидали, как сужалось
- кольцо тулупов, дох и капелюх,
- как он стоял у овощного ряда,
- вобравши в плечи голову от града
- тычков, пинков, плевков и оплеух.
3 / 7
- Вдруг справа кто-то в санки дал с оттяжкой.
- Вдруг слева залепили в лоб ледяшкой.
- Кровь появилась. И пошло всерьез.
- Все вздыбились. Все скопом завизжали,
- обрушившись дрекольем и вожжами,
- железными штырями от колес.
4 / 7
- Зря он хрипел им: "Братцы, что вы, братцы..." -
- толпа сполна хотела рассчитаться,
- толпа глухою стала, разъярясь.
- Толпа на тех, кто плохо бил, роптала,
- и нечто, с телом схожее, топтала
- в снегу весеннем, превращенном в грязь.
5 / 7
- Со вкусом били. С выдумкою. Сочно.
- Я видел, как сноровисто и точно
- лежачему под самый-самый дых,
- извожены в грязи, в навозной жиже,
- всё добавляли чьи-то сапожищи,
- с засаленными ушками на них.
6 / 7
- Их обладатель - парень с честной мордой
- и честностью своею страшно гордый -
- все бил да приговаривал: "Шалишь!..."
- Бил с правотой уверенной, весомой,
- и, взмокший, раскрасневшийся, веселый,
- он крикнул мне: "Добавь и ты, малыш!"
7 / 7
- Не помню, сколько их, галдевших, било.
- Быть может, сто, быть может, больше было,
- но я, мальчишка, плакал от стыда.
- И если сотня, воя оголтело,
- кого-то бьет,- пусть даже и за дело! -
- сто первым я не буду никогда!