Казнь Стеньки Разина
Евтушенко Евгений, 1964
1 / 1
- Как во стольной Москве белокаменной
- вор по улице бежит с булкой маковой.
- Не страшит его сегодня самосуд.
- Не до булок...
- Стеньку Разина везут!
- Царь бутылочку мальвазии выдаивает,
- перед зеркалом свейским
- прыщ выдавливает,
- Примеряет новый перстень-изумруд -
- и на площадь...
- Стеньку Разина везут!
- Как за бочкой бокастой
- бочоночек,
- за боярыней катит боярчоночек.
- Леденец зубенки весело грызут.
- Нынче праздник!
- Стеньку Разина везут!
- Прет купец,
- треща с гороха.
- Мчатся вскачь два скомороха.
- Семенит ярыжка-плут...
- Стеньку Разина везут!!
- В струпьях все,
- едва живые
- старцы с вервием на вые,
- что-то шамкая,
- ползут...
- Стеньку Разина везут!
- И срамные девки тоже,
- под хмельком вскочив с рогожи,
- огурцом намазав рожи,
- шпарят рысью -
- в ляжках зуд...
- Стеньку Разина везут!
- И под визг стрелецких жен,
- под плевки со всех сторон
- на расхристанной телеге
- плыл
- в рубахе белой
- он.
- Он молчал,
- не утирался,
- весь оплеванный толпой,
- только горько усмехался,
- усмехался над собой:
- "Стенька, Стенька,
- ты как ветка,
- потерявшая листву.
- Как в Москву хотел ты въехать!
- Вот и въехал ты в Москву...
- Ладно,
- плюйте,
- плюйте,
- плюйте -
- все же радость задарма.
- Вы всегда плюете,
- люди,
- в тех,
- кто хочет вам добра.
- А добра мне так хотелось
- на персидских берегах
- и тогда,
- когда летелось
- вдоль по Волге на стругах!
- Что я ведал?
- Чьи-то очи,
- саблю,
- парус
- да седло...
- Я был в грамоте не очень...
- Может, это подвело?
- Дьяк мне бил с оттяжкой в зубы,
- приговаривал,
- ретив:
- "Супротив народа вздумал!
- Будешь знать, как супротив!"
- Я держался,
- глаз не прятал.
- Кровью харкал я в ответ:
- "Супротив боярства -
- правда.
- Супротив народа -
- нет".
- От себя не отрекаюсь,
- выбрав сам себе удел.
- Перед вами,
- люди, каюсь,
- но не в том,
- что дьяк хотел.
- Голова моя повинна.
- Вижу,
- сам себя казня:
- я был против -
- половинно,
- надо было -
- до конца.
- Нет,
- не тем я, люди, грешен,
- что бояр на башнях вешал.
- Грешен я в глазах моих
- тем, что мало вешал их.
- Грешен тем,
- что в мире злобства
- был я добрый остолоп.
- Грешен тем,
- что, враг холопства,
- сам я малость был холоп.
- Грешен тем,
- что драться думал
- за хорошего царя.
- Нет царей хороших,
- дурень...
- Стенька,
- гибнешь ты зазря!"
- Над Москвой колокола гудут.
- К месту Лобному
- Стеньку ведут.
- Перед Стенькой,
- на ветру полоща,
- бьется кожаный передник палача,
- а в руках у палача
- над толпой
- голубой топор,
- как Волга, голубой.
- И плывут, серебрясь,
- по топору
- струги,
- струги,
- будто чайки поутру...
- И сквозь рыла,
- ряшки,
- хари
- целовальников,
- менял,
- словно блики среди хмари,
- Стенька
- ЛИЦА
- увидал.
- Были в ЛИЦАХ даль и высь,
- а в глазах,
- угрюмо-вольных,
- словно в малых тайных Волгах,
- струги Стенькины неслись.
- Стоит все терпеть бесслезно,
- быть на дыбе,
- колесе,
- если рано или поздно
- прорастают
- ЛИЦА
- грозно
- у безликих на лице...
- И спокойно
- (не зазря он, видно, жил)
- Стенька голову на плаху положил,
- подбородок в край изрубленный упер
- и затылком приказал:
- "Давай, топор..."
- Покатилась голова,
- в крови горя,
- прохрипела голова:
- "Не зазря..."
- И уже по топору не струги -
- струйки,
- струйки...
- Что, народ, стоишь, не празднуя?
- Шапки в небо - и пляши!
- Но застыла площадь Красная,
- чуть колыша бердыши.
- Стихли даже скоморохи.
- Среди мертвой тишины
- перескакивали блохи
- с армяков
- на шушуны.
- Площадь что-то поняла,
- площадь шапки сняла,
- и ударили три раза,
- клокоча,
- колокола.
- А от крови и чуба тяжела,
- голова еще ворочалась,
- жила.
- С места Лобного подмоклого
- туда,
- где голытьба,
- взгляды
- письмами подметными
- швыряла голова...
- Суетясь,
- дрожащий попик подлетел,
- веки Стенькины закрыть он хотел.
- Но, напружившись,
- по-зверьи страшны,
- оттолкнули его руку зрачки.
- На царе
- от этих чертовых глаз
- зябко
- шапка Мономаха затряслась,
- и, жестоко,
- не скрывая торжества,
- над царем
- захохотала
- голова!..