В вагоне шаркают и шамкают…
Евтушенко Евгений, 1960
1 / 14
- В вагоне шаркают и шамкают
- и просят шумно к шалашу.
- Слегка пошатывает шахматы,
- а я тихонечко пишу.
2 / 14
- Я вспоминаю вечерение
- еще сегодняшнего дня,
- и медленное воцарение
- дыханья около меня.
3 / 14
- Пришла ко мне ты не от радости —
- ее почти не помнишь ты,
- а от какой-то общей равности,
- от страшной общей немоты.
4 / 14
- Пришла разумно и отчаянно.
- Ты, непосильно весела,
- за дверью прошлое оставила
- и снова в прошлое вошла.
5 / 14
- И, улыбаясь как-то сломанно
- и плача где-то в глубине,
- маслины косточку соленую
- губами протянула мне.
6 / 14
- И, устремляясь все ненадошней
- к несуществующему дну,
- как дети, мы из двух нерадостей
- хотели радость, хоть одну.
7 / 14
- Но вот с тетрадочкой зеленою
- на верхней полке я лежу.
- Маслины косточку соленую
- я за щекой еще держу.
8 / 14
- Я уезжаю от бездонности,
- как будто есть чему-то дно.
- Я уезжаю от бездомности,
- хотя мне это суждено.
9 / 14
- А ты в другом каком-то поезде
- в другие движешься края.
- Прости меня, такая поздняя,
- за то, что тоже поздний я.
10 / 14
- Еще мои воспринимания
- меня, как струи, обдают.
- Еще во мне воспоминания,
- как в церкви девочки, поют.
11 / 14
- Но помню я картину вещую,
- предпосланную всем векам.
- Над всей вселенною, над вечностью
- там руки тянутся к рукам.
12 / 14
- Художник муку эту чувствовал.
- Насколько мог, он сблизил их.
- Но все зазор какой-то чутошный
- меж пальцев — женских и мужских.
13 / 14
- И в нас все это повторяется,
- как с кем-то много лет назад.
- Друг к другу руки простираются,
- и пальцев кончики кричат.
14 / 14
- И, вытянутые над бездною,
- где та же, та же немота,
- не смогут руки наши бедные
- соединиться никогда.