Сумерки. Снег. Тишина. Весьма…
Бродский Иосиф, 1966
1 / 8
- Сумерки. Снег. Тишина. Весьма
- тихо. Аполлон вернулся на Демос.
- Сумерки, снег, наконец, сама
- тишина - избавит меня, надеюсь,
- от необходимости - прости за дерзость -
- объяснять самый факт письма.
2 / 8
- Праздники кончились - я не дам
- соврать своим рифмам. Остатки влаги
- замерзают. Небо белей бумаги
- розовеет на западе, словно там
- складывают смятые флаги,
- разбирают лозунги по складам.
3 / 8
- Эти строчки, в твои персты
- попав (когда все в них уразумеешь
- ты), побелеют, поскольку ты
- на слово и на глаз не веришь.
- И ты настолько порозовеешь,
- насколько побелеют листы.
4 / 8
- В общем, в словах моих новизны
- хватит, чтоб не скучать сороке.
- Пестроту июля, зелень весны
- осень превращает в черные строки,
- и зима читает ее упреки
- и зачитывает до белизны.
5 / 8
- Вот и метель, как в лесу игла,
- гудит. От Бога и до порога
- бело. Ни запятой, ни слога.
- И это значит: ты все прочла.
- Стряхивать хлопья опасно, строго
- говоря, с твоего чела.
6 / 8
- Нету - письма. Только крик сорок,
- не понимающих дела почты.
- Но белизна вообще залог
- того, что под ней хоронится то, что
- превратится впоследствии в почки, в точки,
- в буйство зелени, в буквы строк.
7 / 8
- Пусть не бессмертие - перегной
- вберет меня. Разница только в поле
- сих существительных. В нем тем боле
- нет преимущества передо мной.
- Радуюсь, встретив сороку в поле,
- как завидевший берег Ной.
8 / 8
- Так утешает язык певца,
- превосходя самоё природу,
- свои окончания без конца
- по падежу, по числу, по роду
- меняя, Бог знает кому в угоду,
- глядя в воду глазами пловца.