Прощайте, мадемуазель Вероника
Бродский Иосиф, 1967
2 / 32
- Если кончу дни под крылом голубки,
- что вполне реально, раз мясорубки
- становятся роскошью малых наций -
- после множества комбинаций
- Марс перемещается ближе к пальмам;
- а сам я мухи не трону пальцем
- даже в ее апогей, в июле -
- словом, если я не умру от пули,
- если умру я в постели, в пижаме,
- ибо принадлежу к великой державе,
4 / 32
- то лет через двадцать, когда мой отпрыск,
- не сумев отоварить лавровый отблеск,
- сможет сам зарабатывать, я осмелюсь
- бросить свое семейство - через
- двадцать лет, окружен опекой
- по причине безумия, в дом с аптекой
- я приду пешком, если хватит силы,
- за единственным, что о тебе в России
- мне напомнит. Хоть против правил
- возвращаться за тем, что другой оставил.
6 / 32
- Это в сфере нравов сочтут прогрессом.
- Через двадцать лет я приду за креслом,
- на котором ты предо мной сидела
- в день, когда для Христова тела
- завершались распятья муки -
- в пятый день Страстной ты сидела, руки
- скрестив, как Буонапарт на Эльбе.
- И на всех перекрестках белели вербы.
- Ты сложила руки на зелень платья,
- не рискуя их раскрывать в объятья.
8 / 32
- Данная поза, при всей приязни,
- это лучшая гемма для нашей жизни.
- И она - отнюдь не недвижность. Это -
- апофеоз в нас самих предмета:
- замена смиренья простым покоем.
- То есть новый вид христианства, коим
- долг дорожить и стоять на страже
- тех, кто, должно быть, способен, даже
- когда придет Гавриил с трубою,
- мертвый предмет продолжать собою!
10 / 32
- У пророков не принято быть здоровым.
- Прорицатели в массе увечны. Словом,
- я не более зряч, чем Назонов Калхас.
- Потому прорицать - все равно, что кактус
- или львиный зев подносить к забралу.
- Все равно, что учить алфавит по Брайлю.
- Безнадежно. Предметов, по крайней мере,
- на тебя похожих на ощупь, в мире,
- что называется, кот наплакал.
- Какова твоя жертва, таков оракул.
12 / 32
- Ты, несомненно, простишь мне этот
- гаерский тон. Это лучший метод
- сильные чувства спасти от массы
- слабых. Греческий принцип маски
- снова в ходу. Ибо в наше время
- сильные гибнут. Тогда как племя
- слабых - плодится и врозь и оптом.
- Прими же сегодня, как мой постскриптум
- к теории Дарвина, столь пожухлой,
- эту новую правду джунглей.
14 / 32
- Через двадцать лет, ибо легче вспомнить
- то, что отсутствует, чем восполнить
- это чем-то иным снаружи;
- ибо отсутствие права хуже,
- чем твое отсутствие,- новый Гоголь,
- насмотреться сумею, бесспорно, вдоволь,
- без оглядки вспять, без былой опаски,-
- как волшебный фонарь Христовой Пасхи
- оживляет под звуки воды из крана
- спинку кресла пустого, как холст экрана.
16 / 32
- В нашем прошлом - величье. В грядущем - проза.
- Ибо с кресла пустого не больше спроса,
- чем с тебя, в нем сидевшей Ла Гарды тише,
- руки сложив, как писал я выше.
- Впрочем, в сумме своей, наших дней объятья
- много меньше раскинутых рук распятья.
- Так что эта находка певца хромого
- сейчас, на Страстной Шестьдесят Седьмого,
- предо мной маячит подобьем вето
- на прыжки в девяностые годы века.
18 / 32
- Если меня не спасет та птичка,
- то есть если она не снесет яичка,
- и в сем лабиринте без Ариадны
- (ибо у смерти есть варианты,
- предвидеть которые - тоже доблесть)
- я останусь один и, увы, сподоблюсь
- холеры, доноса, отправки в лагерь,
- то - если только не ложь, что Лазарь
- был воскрешен, то я сам воскресну.
- Тем скорее, знаешь, приближусь к креслу.
20 / 32
- Впрочем, спешка глупа и греховна. Vale!
- То есть некуда так поспешать. Едва ли
- может крепкому креслу грозить погибель.
- Ибо у нас, на Востоке, мебель
- служит трем поколеньям кряду.
- А я исключаю пожар и кражу.
- Страшней, что смешать его могут с кучей
- других при уборке. На этот случай
- я даже сделать готов зарубки,
- изобразив голубки голубки.
22 / 32
- Пусть теперь кружит, как пчелы ульев,
- по общим орбитам столов и стульев
- кресло твое по ночной столовой.
- Клеймо - не позор, а основа новой
- астрономии, что - перейдем на шепот -
- подтверждает армейско-тюремный опыт:
- заклейменные вещи - источник твердых
- взглядов на мир у живых и мертвых.
- Так что мне не взирать, как в подобны лица,
- на похожие кресла с тоской Улисса.
24 / 32
- Я - не сборщик реликвий. Подумай, если
- эта речь длинновата, что речь о кресле
- только повод проникнуть в другие сферы.
- Ибо от всякой великой веры
- остаются, как правило, только мощи.
- Так суди же о силе любви, коль вещи
- те, к которым ты прикоснулась ныне,
- превращаю - при жизни твоей - в святыни.
- Посмотри: доказуют такие нравы
- не величье певца, но его державы.
26 / 32
- Русский орел, потеряв корону,
- напоминает сейчас ворону.
- Его, горделивый недавно, клекот
- теперь превратился в картавый рокот.
- Это - старость орлов или - голос страсти,
- обернувшейся следствием, эхом власти.
- И любовная песня - немногим тише.
- Любовь - имперское чувство. Ты же
- такова, что Россия, к своей удаче,
- говорить не может с тобой иначе.
28 / 32
- Кресло стоит и вбирает теплый
- воздух прихожей. В стояк за каплей
- падает капля из крана. Скромно
- стрекочет будильник под лампой. Ровно
- падает свет на пустые стены
- и на цветы у окна, чьи тени
- стремятся за раму продлить квартиру.
- И вместе всё создает картину
- того в этот миг - и вдали, и возле -
- как было до нас. И как будет после.
30 / 32
- Доброй ночи тебе, да и мне - не бденья.
- Доброй ночи стране моей для сведенья
- личных счетов со мной пожелай оттуда,
- где, посредством верст или просто чуда,
- ты превратишься в почтовый адрес.
- Деревья шумят за окном и абрис
- крыш представляет границу суток...
- В неподвижном теле порой рассудок
- открывает в руке, как в печи, заслонку.
- И перо за тобою бежит вдогонку.
32 / 32
- Не догонит!.. Поелику ты - как облак.
- То есть облик девы, конечно, облик
- души для мужчины. Не так ли, Муза?
- В этом причины и смерть союза.
- Ибо души - бесплотны. Ну что ж, тем дальше
- ты от меня. Не догонит!.. Дай же
- на прощание руку. На том спасибо.
- Величава наша разлука, ибо
- навсегда расстаемся. Смолкает цитра.
- Навсегда - не слово, а вправду цифра,
- чьи нули, когда мы зарастем травою,
- перекроют эпоху и век с лихвою.