Коньяк в графине - цвета янтаря…
Бродский Иосиф, Осень 1967
1 / 9
- Коньяк в графине - цвета янтаря,
- что, в общем, для Литвы симптоматично.
- Коньяк вас превращает в бунтаря.
- Что не практично. Да, но романтично.
- Он сильно обрубает якоря
- всему, что неподвижно и статично.
2 / 9
- Конец сезона. Столики вверх дном.
- Ликуют белки, шишками насытясь.
- Храпит в буфете русский агроном,
- как свыкшийся с распутицею витязь.
- Фонтан журчит, и где-то за окном
- милуются Юрате и Каститис.
3 / 9
- Пустые пляжи чайками живут.
- На солнце сохнут пестрые кабины.
- За дюнами транзисторы ревут
- и кашляют курляндские камины.
- Каштаны в лужах сморщенных плывут
- почти как гальванические мины.
4 / 9
- К чему вся метрополия глуха,
- то в дюжине провинций переняли.
- Поет апостол рачьего стиха
- в своем невразумительном журнале.
- И слепок первородного греха
- свой образ тиражирует в канале.
5 / 9
- Страна, эпоха - плюнь и разотри!
- На волнах пляшет пограничный катер.
- Когда часы показывают "три",
- слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
- колокола костела. А внутри
- на муки Сына смотрит Богоматерь.
6 / 9
- И если жить той жизнью, где пути
- действительно расходятся, где фланги,
- бесстыдно обнажаясь до кости,
- заводят разговор о бумеранге,
- то в мире места лучше не найти
- осенней, всеми брошенной Паланги.
7 / 9
- Ни русских, ни евреев. Через весь
- огромный пляж двухлетний археолог,
- ушедший в свою собственную спесь,
- бредет, зажав фаянсовый осколок.
- И если сердце разорвется здесь,
- то по-литовски писанный некролог
8 / 9
- не превзойдет наклейки с коробка,
- где брякают оставшиеся спички.
- И солнце, наподобье колобка,
- зайдет, на удивление синичке
- на миг за кучевые облака
- для траура, а может, по привычке.
9 / 9
- Лишь море будет рокотать, скорбя
- безлично - как бывает у артистов.
- Паланга будет, кашляя, сопя,
- прислушиваться к ветру, что неистов,
- и молча пропускать через себя
- республиканских велосипедистов.