Так дурно жить, как я вчера жила,-…
Ахмадулина Белла, 1967
1 / 12
- Так дурно жить, как я вчера жила,-
- в пустом пиру, где все мертвы друг к другу
- и пошлости нетрезвая жара
- свистит в мозгу по замкнутому кругу.
2 / 12
- Чудовищем ручным в чужих домах
- нести две влажных черноты в глазницах
- и пребывать не сведеньем в умах,
- а вожделенной притчей во языцех.
3 / 12
- Довольствоваться роскошью беды -
- в азартном и злорадном нераденье
- следить за увяданием звезды,
- втемяшенной в мой разум при рожденье.
4 / 12
- Вслед чуждой воле, как в петле лассо,
- понурить шею среди пекл безводных,
- от скудных скверов отвращать лицо,
- не смея быть при детях и животных.
5 / 12
- Пережимать иссякшую педаль:
- без тех, без лучших, мыкалась по свету,
- а без себя? Не велика печаль!
- Уж не копить ли драгоценность эту?
6 / 12
- Дразнить плащом горячий гнев машин
- и снова выжить, как это ни сложно,
- под доблестной защитою мужчин,
- что и в невесты брать неосторожно.
7 / 12
- Всем лицемерьем искушать беду,
- но хитрой слепотою дальновидной
- надеяться, что будет ночь в саду
- опять слагать свой лепет деловитый.
8 / 12
- Какая тайна влюблена в меня,
- чьей выгоде мое спасенье сладко,
- коль мне дано по окончанье дня
- стать оборотнем, алчущим порядка?
9 / 12
- О, вот оно! Деревья и река
- готовы выдать тайну вековую,
- и с первобытной меткостью рука
- привносит пламя в мертвость восковую.
10 / 12
- Подобострастный бег карандаша
- спешит служить и жертвовать длиною.
- И так чиста суровая душа,
- словно сейчас излучена луною.
11 / 12
- Терзая зреньем небо и леса,
- всему чужой, иноязычный идол,
- царю во тьме огромностью лица,
- которого никто другой не видел.
12 / 12
- Пред днем былым не ведаю стыда,
- пред новым днем не знаю сожаленья
- и медленно стираю прядь со лба
- для пущего удобства размышленья.