Варфоломеевская ночь
Ахмадулина Белла, 1967
1 / 13
- Я думала в уютный час дождя:
- а вдруг и впрямь, по логике наитья,
- заведомо безнравственно дитя,
- рожденное вблизи кровопролитья.
2 / 13
- В ту ночь, когда святой Варфоломей
- на пир созвал всех алчущих, как тонок
- был плач того, кто между двух огней
- еще не гугенот и не католик.
3 / 13
- Еще птенец, едва поющий вздор,
- еще в ходьбе не сведущий козленок,
- он выжил и присвоил первый вздох,
- изъятый из дыхания казненных.
4 / 13
- Сколь, нянюшка, ни пестуй, ни корми
- дитя твое цветочным млеком меда,
- в его опрятной маленькой крови
- живет глоток чужого кислорода.
5 / 13
- Он лакомка, он хочет пить еще,
- не знает организм непросвещенный,
- что ненасытно, сладко, горячо
- вкушает дух гортани пресеченной.
6 / 13
- Повадился дышать! Не виноват
- в религиях и гибелях далеких.
- И принимает он кровавый чад
- за будничную выгоду для легких.
7 / 13
- Не знаю я, в тени чьего плеча
- он спит в уюте детства и злодейства.
- Но и палач, и жертва палача
- равно растлят незрячий сон младенца.
8 / 13
- Когда глаза откроются - смотреть,
- какой судьбою в нем взойдет отрава?
- Отрадой - умертвить? Иль умереть?
- Или корыстно почернеть от рабства?
9 / 13
- Привыкшие к излишеству смертей,
- вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,
- вы так бесстрашно нянчите детей,
- что и детей, наверно, не боитесь.
10 / 13
- И коль дитя расплачется со сна,
- не беспокойтесь - малость виновата:
- немного растревожена десна
- молочными резцами вурдалака.
11 / 13
- А если что-то глянет из ветвей,
- морозом жути кожу задевая,-
- не бойтесь! Это личики детей,
- взлелеянных под сенью злодеянья.
12 / 13
- Но, может быть, в беспамятстве, в раю,
- тот плач звучит в честь выбора другого,
- и хрупкость беззащитную свою
- оплакивает маленькое горло
13 / 13
- всем ужасом, чрезмерным для строки,
- всей музыкой, не объясненной в нотах.
- А в общем-то - какие пустяки!
- Всего лишь - тридцать тысяч гугенотов.