Портрет инфанты
Антокольский Павел, 1928
1 / 5
- Художник был горяч, приветлив, чист, умен.
- Он знал, что розовый застенчивый ребенок
- Давно уж сух и желт, как выжатый лимон;
- Что в пульсе этих вен — сны многих погребенных;
- Что не брабантские бесценны кружева,
- А верно, ни в каких Болоньях иль Сорбоннах
- Не сосчитать смертей, которыми жива
- Десятилетняя.
- Тлел перед ним осколок
- Издерганной семьи. Ублюдок божества.
- Тихоня. Лакомка. Страсть карликов бесполых
- И бич духовников. Он видел в ней итог
- Истории страны. Пред ним метался полог
- Безжизненной души. Был пуст ее чертог.
2 / 5
- Дуэньи шли гурьбой, как овцы. И смотрелись
- В портрет, как в зеркало. Он услыхал поток
- Витиеватых фраз. Тонуло слово «прелесть»
- Под длинным титулом в двенадцать ступеней.
- У короля-отца отваливалась челюсть.
- Оскалив черный рот и став еще бледней,
- Он проскрипел: «Внизу накормят вас, Веласкец».
- И тот, откланявшись, пошел мечтать о ней.
3 / 5
- Дни и года его летели в адской пляске.
- Всё было. Золото. Забвение. Запой
- Бессонного труда. Не подлежит огласке
- Душа художника. Она была собой.
- Ей мало юности. Но быстро постареть ей.
- Ей мало зоркости. И всё же стать слепой.
4 / 5
- Потом прошли века. Один. Другой, И третий.
- И смотрит мимо глаз, как он ей приказал,
- Инфанта-девочка на пасмурном портрете.
- Пред ней пустынный Лувр. Седой музейный зал.
- Паркетный лоск. И тишь, как в дни Эскуриала.
- И ясно девочке по всем людским глазам,
- Что ничего с тех пор она не потеряла —
- Ни карликов, ни царств, ни кукол, ни святых;
- Что сделан целый мир из тех же матерьялов,
- От века данных ей. Мир отсветов златых,
- В зазубринах резьбы, в подобье звона где-то
- На бронзовых часах. И снова — звон затих.
5 / 5
- И в тот же тяжкий шелк безжалостно одета,
- Безмозгла, как божок, бесспорна, как трава
- Во рвах кладбищенских, старей отца и деда,—
- Смеется девочка. Сильна тем, что мертва.