Сахара
Гумилев Николай, 1918-1921
1 / 23
- Все пустыни друг другу от века родны,
- Но Аравия, Сирия, Гоби -
- Это лишь затиханье Сахарской волны,
- В сатанинской воспрянувшей злобе.
2 / 23
- Плещет Красное море, Персидский залив,
- И глубоки снега на Памире,
- Но ее океана песчаный разлив
- До зеленой доходит Сибири.
3 / 23
- Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей,
- Ты в одной лишь пустыне на свете
- Не захочешь людей и не встретишь людей,
- А полюбишь лишь солнце да ветер.
4 / 23
- Солнце клонит лицо с голубой вышины,
- И лицо это девственно-юно,
- И, как струи пролитого солнца, ровны
- Золотые песчаные дюны.
5 / 23
- Всюду башни, дворцы из порфировых скал,
- Вкруг фонтаны и пальмы на страже,
- Это солнце на глади воздушных зеркал
- Пишет кистью лучистой миражи.
6 / 23
- Живописец небесный вечерней порой
- У подножия скал и растений
- На песке, как на гладкой доске золотой,
- Расстилает лиловые тени.
7 / 23
- И, небесный пловец, лишь подаст оно знак,
- Прозвучат гармоничные звоны,
- Это лопнет налитый огнем известняк
- И рассыплется пылью червленой.
8 / 23
- Блещут скалы, темнеют под ними внизу
- Древних рек каменистые ложа,
- На покрытое волнами море в грозу,
- Ты промолвишь, Сахара похожа.
9 / 23
- Но вглядись: эта вечная слава песка -
- Только горнего отсвет пожара,
- С небесами, где легкие спят облака,
- Бродят радуги, схожа Сахара.
10 / 23
- Буйный ветер в пустыне второй властелин,
- Вот он мчится порывами, точно
- Средь высоких холмов и широких долин
- Дорогой иноходец восточный.
11 / 23
- И звенит и поет, поднимаясь, песок,
- Он узнал своего господина,
- Воздух меркнет, становится солнца зрачок
- Как гранатовая сердцевина.
12 / 23
- И чудовищных пальм вековые стволы,
- Вихри пыли взметнулись и пухнут,
- Выгибаясь, качаясь, проходят сквозь мглы,
- Тайно веришь - вовеки не рухнут.
13 / 23
- Так и будут бродить до скончанья веков,
- Каждый час все грозней и грознее,
- Головой пропадая среди облаков,
- Эти страшные серые змеи.
14 / 23
- Но мгновенье... отстанет и дрогнет одна
- И осядет песчаная груда,
- Это значит - в пути спотыкнулась она
- О ревущего в страхе верблюда.
15 / 23
- И когда на проясневшей глади равнин
- Все полягут, как новые горы,
- В Средиземное море уходит хамсин
- Кровь дурманить и сеять раздоры.
16 / 23
- И стоит караван, и его проводник
- Всюду посохом шарит в тревоге,
- Где-то около плещет знакомый родник,
- Но к нему он не знает дороги.
17 / 23
- А в оазисах слышится ржанье коня
- И под пальмами веянье нарда,
- Хоть редки острова в океане огня,
- Точно пятна на шкуре гепарда.
18 / 23
- Но здесь часто звучит оглушающий бой,
- Блещут копья и веют бурнусы.
- Туарегов, что западной правят страной,
- На востоке не любят тиббусы.
19 / 23
- И пока они бьются за пальмовый лес,
- За верблюда иль взоры рабыни,
- Их родную Тибести, Мурзук, Гадамес
- Заметают пески из пустыни.
20 / 23
- Потому что пустынные ветры горды
- И не знают преград своеволью.
- Рушат стены, сады засыпают, пруды
- Отравляют белеющей солью.
21 / 23
- И, быть может, немного осталось веков,
- Как на мир наш, зеленый и старый,
- Дико ринутся хищные стаи песков
- Из пылающей юной Сахары.
22 / 23
- Средиземное море засыпят они,
- И Париж, и Москву, и Афины,
- И мы будем в небесные верить огни,
- На верблюдах своих бедуины.
23 / 23
- И когда наконец корабли марсиан
- У земного окажутся шара,
- То увидят сплошной золотой океан
- И дадут ему имя: Сахара.