В ночи я трогаю, недоумелый…
Эренбург Илья, Июль-август 1922, Binz a Rugen
1 / 7
- В ночи я трогаю, недоумелый,
- Дорожной лихорадкою томим,
- Почти доисторическое тело,
- Которое еще зовут моим.
2 / 7
- Оно живет своим особым бытом —
- Смуглеет в жар и жадно ждет весны,
- И — ком земли — оно цветет от пыток,
- От чудных губ жестокой бороны.
3 / 7
- Рассеянно перебираю ворох
- Раскиданных волос, имен, обид.
- Поймите эти путевые сборы,
- Когда уже ничто не веселит!
4 / 7
- В каких же слабостях еще признаться?—
- Ребячий смех и благости росы.
- Но уж за трапезою домочадцев
- Томится гость и смотрит на часы.
5 / 7
- Он золотого хлеба не надрежет,
- И, как бы ни сиротствовала грудь,
- Он выпустит в окно чужую нежность,
- Чтоб даже нежность крикнула: не будь!
6 / 7
- В глухую ночь свои кидаю пальцы —
- Какие руки вдоволь далеки,
- Чтоб обрядить такого постояльца
- И, руку взяв, не удержать руки?
7 / 7
- Ищу покоя, будто зверь на склоне.
- Седин уже немало намело.
- В студеном воздухе легко утонет
- Отпущенное некогда тепло.