A toi aimee
Эренбург Илья, Январь 1918, Москва
1 / 1
- При первой встрече ты мне сказала: «Вчера
- Я узнала, что вы уезжаете... мы скоро расстанемся...»
- Богу было угодно предать всем ветрам
- Любви едва вожженное пламя.
- «Расстанемся»... и от этого слова губы жгли горячей.
- Страшный час наступал, мы встретились накануне.
- Мы были вместе лишь тридцать ночей
- Коротеньких, июньских.
- Ты теперь в Париже, в сумеречный час
- Глядишь на голубой зеркальный Montparnasse,
- На парочки радостные,
- И твои губы сжимаются еще горче.
- А каштаны уже волнуются, вздрагивая
- От февральского ветра с моря.
- Как тебе понять, что здесь утром страшно проснуться,
- Что здесь одна молитва — Господи, доколе?
- Как тебе понять, ведь ты о революции
- Что-то учила девочкой в школе.
- Кого Господь из печи вавилонской выведет?
- Когда к тебе приду я?
- И не был ли наш поцелуй на вокзале мокром и дымном
- Последним поцелуем?
- Но если суждено нам встретиться не здесь, а там —
- Я найду твою душу,
- Я буду по целым дням
- Слушать.
- Ты можешь не говорить о том, как, только что познакомившись.
- Мы друг друга провожали ночью,
- Всю ночь, туда-назад,
- И как под утро ты спросила на Люксембургской площади:
- «Который час?»
- И засмеялась: «Я гляжу на эти часы, а они стоят».
- Ты можешь не говорить о том, как мы завтракали утром
- У старой итальянки, было пусто,
- Ты сказала: «Я возьму этот качан для nature-morte...
- Я умею говорить по-русски:
- Я — противный медвежонок...
- Скажи, ты едешь скоро?..»
- Ты можешь не говорить о том, как на вокзале,
- При чужих прощаясь, мы друг на друга не глядели,
- И как твои холодные слабые пальцы
- Моих коснулись еле-еле.
- Ты можешь не говорить обо всем,
- Только скажи «люблю»,
- И я узнаю твое
- Среди тысяч других «люблю»
- Даже в раю,
- Где я, может, забуду про всё,
- Я вздрогну, услышав твое
- «Люблю».