Путешествие к Гоголю
Чичибабин Борис, 1973
2 / 27
- Как утешительно-тиха
- и как улыбчиво-лукава
- в лугов зеленые меха
- лицом склоненная Полтава.
3 / 27
- Как одеяния чисты,
- как ясен свет, как звон негулок,
- как вся для медленных прогулок,
- а не для бешеной езды.
4 / 27
- Здесь божья слава сердцу зрима.
- Я с ветром вею, с Ворсклой льюсь.
- Отсюда Гоголь видел Русь,
- а уж потом смотрел из Рима...
5 / 27
- Хоть в пенье радужных керамик,
- в раю лошадок и цветов
- остаться сердцем не готов,
- у старых лип усталый странник,—
6 / 27
- но так нежна сия земля
- и так добра сия десница,
- что мне до смерти будут сниться
- Полтава, полдень, тополя.
7 / 27
- Край небылиц, чей так целебен
- спасенный чудом от обнов
- реки, деревьев и домов
- под небо льющийся молебен.
8 / 27
- Здесь сердце Гоголем полно
- и вслед за ним летит по склонам,
- где желтым, розовым, зеленым
- шуршит волшебное панно.
9 / 27
- Для слуха рай и рай для глаза,
- откуда наш провинциал,
- напрягшись, вовремя попал
- на праздник русского рассказа.
10 / 27
- Не впрок пойдет ему отъезд
- из вольнопесенных раздолий:
- сперва венец и капитолий,
- а там — безумие и крест.
11 / 27
- Печаль полуночной чеканки
- коснется дикого чела.
- Одна утеха — Вечера
- на хуторе возле Диканьки...
12 / 27
- Немилый край, недобрый час,
- на людях рожи нелюдские,—
- и Пушкин молвит, омрачась:
- — О Боже, как грустна Россия!..
13 / 27
- Пора укладывать багаж.
- Трубит и скачет Медный всадник
- по душу барда. А пока ж
- он — пасечник, и солнце — в садик.
14 / 27
- И я там был, и я там пил
- меда, текущие по хвое,
- где об утраченном покое
- поет украинский ампир...
16 / 27
- А вдали от Полтавы, весельем забыт,
- где ночные деревья угрюмы и шатки,
- бедный-бедный андреевский Гоголь сидит
- на собачьей площадке.
17 / 27
- Я за душу его всей душой помолюсь
- под прохладной листвой тополей и шелковиц,
- но зовет его вечно Великая Русь
- от родимых околиц.
18 / 27
- И зачем он на вечные веки ушел
- за жестокой звездой окаянной дорогой
- из веселых и тихих черешневых сел,
- с Украины далекой?
19 / 27
- В гефсиманскую ночь не моли, не проси:
- «Да минует меня эта жгучая чара»,—
- никакие края не дарили Руси
- драгоценнее дара.
20 / 27
- То в единственный раз через тысячу лет
- на серебряных крыльях ночных вдохновений
- в злую высь воспарил — не писательский, нет —
- мифотворческий гений...
21 / 27
- Каждый раз мы приходим к нему на поклон,
- как приедем в столицу всемирной державы,
- где он сиднем сидит и пугает ворон
- далеко от Полтавы.
22 / 27
- Опаленному болью, ему одному
- не обидно ль, не холодно ль, не одиноко ль?
- Я, как ласточку, сердце его подниму.
- — Вы послушайте, Гоголь.
23 / 27
- У любимой в ладонях из Ворсклы вода.
- Улыбнитесь, попейте-ка самую малость.
- Мы оттуда, где, ветрена и молода,
- Ваша речь начиналась.
24 / 27
- Кони ждут. Колокольчик дрожит под дугой.
- Разбегаются люди — смешные козявки.
- Сам Сервантес Вас за руку взял, а другой
- Вы касаетесь Кафки.
25 / 27
- Вам Италию видно. И Волга видна.
- И гремит наша тройка по утренней рани.
- Кони жаркие ржут. Плачет мать. И струна
- зазвенела в тумане...
26 / 27
- Он ни слова в ответ, ни жилец, ни мертвец.
- Только тень наклонилась, горька и горбата,
- словно с милой Диканьки повеял чабрец
- и дошло до Арбата...
27 / 27
- За овитое терньями сердце волхва,
- за тоску, от которой вас Боже избави,
- до полынной земли, Петербург и Москва,
- поклонитесь Полтаве.