Севастополь
Сельвинский Илья, 1944, Действующая армия
2 / 17
- Я в этом городе сидел в тюрьме.
- Мой каземат — четыре нá три. Все же
- Мне сквозь решетку было слышно море,
- И я был весел.
- Ежедневно в полдень
- Над городом салютовала пушка.
- Я с самого утра, едва проснувшись,
- Уже готовился к ее удару
- И так был рад, как будто мне дарили
- Басовые часы.
- Когда начальник,
- Не столько врангелевский,
- сколько царский,
- Пехотный подполковник Иванов,
- Решил меня побаловать книжонкой,
- И мне, влюбленному в туманы Блока,
- Прислали... книгу телефонов — я
- Нисколько не обиделся. Напротив!
- С веселым видом я читал: «Собакин»,
- «Собакин-Собаковский»,
- «Собачевский»,
- «Собашников»,
- И попросту «Собака» —
- И был я счастлив девятнадцать дней,
3 / 17
- Потом я вышел и увидел пляж,
- И вдалеке трехъярусную шхуну,
- И тузика за ней.
- Мое веселье
- Ничуть не проходило. Я подумал,
- Что, если эта штука бросит якорь,
- Я вплавь до капитана доберусь
- И поплыву тогда в Константинополь
- Или куда-нибудь еще... Но шхуна
- Растаяла в морской голубизне.
4 / 17
- Но все равно я был блаженно ясен:
- Ведь не оплакивать же в самом деле
- Мелькнувшей радости! И то уж благо,
- Что я был рад. А если оказалось,
- Что нет для этого причин, тем лучше:
- Выходит, радость мне досталась даром.
5 / 17
- Вот так слонялся я походкой брига
- По Графской пристани, и мимо бронзы
- Нахимову, и мимо панорамы
- Одиннадцатимесячного боя,
- И мимо домика, где на окне
- Сидел большеголовый, коренастый
- Домашний ворон с синими глазами.
6 / 17
- Да, я был счастлив! Ну, конечно, счастлив.
- Безумно счастлив! Девятнадцать лет —
- И ни копейки. У меня тогда
- Была одна улыбка. Все богатство.
7 / 17
- Вам нравятся ли девушки с загаром
- Темнее их оранжевых волос?
- С глазами, где одни морские дали?
- С плечами шире бедер, а? К тому же
- Чуть-чуть по-детски вздернутая губка?
- Одна такая шла ко мне навстречу...
- То есть не то чтобы ко мне. Но шла.
8 / 17
- Как бьется сердце... Вот она проходит.
- Нет, этого нельзя и допустить,
- Чтобы она исчезла...
- — Виноват!—
- Она остановилась:
- — Да?—
- Глядит.
- Скорей бы что-нибудь придумать.
- Ждет.
- Ах, черт возьми! Но что же ей сказать?
- — Я... Видите ли... Я... Вы извините...
9 / 17
- И вдруг она взглянула на меня
- С каким-то очень теплым выраженьем
- И, сунув руку в розовый кармашек
- На белом поле (это было модно),
- Протягивает мне «керенку». Вот как?!
- Она меня за нищего... Хорош!
- Я побежал за ней:
- — Остановитесь!
- Ей-богу, я не это... Как вы смели?
- Возьмите, умоляю вас — возьмите!
- Вы просто мне понравились, и я...
10 / 17
- И вдруг я зарыдал. Я сразу понял,
- Что все мое тюремное веселье
- Пыталось удержать мой ужас. Ах!
- Зачем я это делал? Много легче
- Отдаться чувству. Пушечный салют...
- И эта книга... книга телефонов.
11 / 17
- А девушка берет меня за локоть
- И, наступая на зевак, уводит
- Куда-то в подворотню. Две руки
- Легли на мои плечи.
- — Что вы, милый!
- Я не хотела вас обидеть, милый.
- Ну, перестаньте, милый, перестаньте...
12 / 17
- Она шептала и дышала часто,
- Должно быть, опьяняясь полумраком,
- И самым шепотом, и самым словом,
- Таким обворожительным, прелестным,
- Чарующим, которое, быть может,
- Ей говорить еще не приходилось,
- Сладчайшим соловьиным словом «милый».
13 / 17
- Я в этом городе сидел в тюрьме.
- Мне было девятнадцать!
- А сегодня
- Меж черных трупов я шагаю снова
- Дорогой Балаклава — Севастополь,
- Где наша кавдивизия прошла.
14 / 17
- На этом пустыре была тюрьма,
- Так. От нее направо.
- Я иду
- К нагорной уличке, как будто кто-то
- Приказывает мне идти. Зачем?
- Развалины... Воронки... Пепелища...
15 / 17
- И вдруг среди пожарища седого —
- Какие-то железные ворота,
- Ведущие в пустоты синевы.
- Я сразу их узнал... Да, да! Они!
16 / 17
- И тут я почему-то оглянулся,
- Как это иногда бывает с нами,
- Когда мы ощущаем чей-то взгляд:
- Через дорогу, в комнатке, проросшей
- Сиренью, лопухами и пыреем,
- В оконной раме, выброшенной взрывом,
- Все тот же домовитый, головастый
- Столетний ворон с синими глазами.
17 / 17
- Ах, что такое лирика!
- Для мира
- Непобедимый город Севастополь —
- История. Музейное хозяйство.
- Энциклопедия имен и дат.
- Но для меня... Для сердца моего...
- Для всей моей души... Нет, я не мог бы
- Спокойно жить, когда бы этот город
- Остался у врага.
- Нигде на свете
- Я не увижу улички вот этой,
- С ее уклоном от небес к воде,
- От голубого к синему — кривой,
- Подвыпившей какой-то, колченогой,
- Где я рыдал когда-то, упиваясь
- Неудержимым шепотом любви...
- Вот этой улички!
- И тут я понял,
- Что лирика и родина — одно.
- Что родина ведь это тоже книга,
- Которую мы пишем для себя
- Заветным перышком воспоминаний,
- Вычеркивая прозу и длинноты
- И оставляя солнце и любовь.
- Ты помнишь, ворон, девушку мою?
- Как я сейчас хотел бы разрыдаться!
- Но это больше невозможно. Стар.