...И уже мои волосы — ах, мои бедные кудри!…

...И уже мои волосы — ах, мои бедные кудри! —

опадать начинают,

как осенние первые листья

в тишине опадают.

Дух увяданья, звук опаданья неразличимый

исподтишка подступает,

подкрадывается незаметно.

Лист опадает, лес опадает, звук опаданья неразличимый

в ушах моих отдается подобно грому,

подобно обвалу и камнепаду,

подобно набату.

Катя, спаси меня! Аня, спаси меня! Оля, спаси меня!—

губы мои произносят неслышно —

да нет, это листья,

их шорох, их шелест,

а чудится мне,

будто я говорю,

будто криком кричу я.

Лес опадает, лист опадает, падает, кружится

лист одинокий,

мгновенье еще,

и уже он коснется земли.

Но — неожиданно, вдруг, восходящим потоком

внезапно подхватит его,

и несет,

и возносит все выше и выше

в бездонное небо,

и — ничего нет, наверно, прекрасней на свете,

чем эта горчащая радость

внезапного взлета

за миг до паденья.

Левитанский Юрий, 1991